Жительница Калининского района Мария Алексеевна Баленко всю блокаду провела в Ленинграде. На долгие годы остались в памяти те страшные 872 дня в осаде: голод, холод, залпы вражеских орудий и смерть близких людей. Она поделилась своими впечатлениями о жизни в блокаде.

Мария Алексеевна, вы помни­те день, когда началась Ве­ликая Отечественная война?

– В 1941 году мне было 10 лет. Я отдыхала в детском пионерском лагере под Ленинградом. Мы с ре­бятами хорошо проводили время: веселились, смеялись. В какой-то момент я заметила, что слишком часто в разговорах взрослых ста­ло появляться слово «война». Так я и поняла, что происходит. Слу­чилось это, как вы понимаете, не в один день. Но настоящую тревогу я почувствовала, лишь когда воз­вращалась домой. Помню, что ви­дела за окном дома с заклеенными крест-накрест стеклами. Я удиви­лась, по-детски наивно спросила у вожатого: «Зачем на окнах такой узор сделали?». Мне объяснили, что это нужно для сохранности от взры­вов. Стало жутко.

– Ваша семья осталась в Ле­нинграде, отказавшись от эваку­ации. Почему?

– Когда нам предложили уехать, моя мама отказалась. У нее был принцип: «либо все умрем, либо все останемся живы – но обязательно вместе». Она боялась потерять ко­го-то из родных – мужа или детей. Поэтому и в бомбоубежище, которое было в подвале нашего дома, мы не прятались.

– Вы были не единственным ребенком в семье? Расскажите о ваших братьях и сестрах.

– Моих сестер Асю и Веру мо­билизовали в самом начале войны: они рыли окопы. Девочки были са­мыми старшими детьми, разница в возрасте у нас десять лет. Мой брат Коля умер в 16 лет от дистрофии и дизентерии. Он был высокий, статный, красивый. Его смерть нас всех подкосила… как мы все рыдали, особенно мама! Мы похоронили его на Охте в 1942 году.

– Во время блокады вам ча­сто приходилось сталкиваться со смертью?

– У моей сестры в блокаду умер новорожденный ребенок, ему, на­верно, не было еще и месяца. Мы пошли его хоронить. Жили рядом с Александро-Невской лаврой. Мне запомнилась сцена, которую я там увидела: открываются большие ворота, мы заходим в некрополь, а там – склад гробов и покойники лежат на земле – кто как и их мно­го. Беспорядок на кладбище. Мы не стали хоронить там ребенка, ушли. Похоронили в братской могиле.

– Как проходили ваши будни в осажденном городе?

– Дом наш в блокаду опустел. Почти все соседи эвакуировались. Родители сделали около подъез­да палисадник – посадили овощи. Никто их не воровал. Мы тщатель­но ухаживали за нашим малень­ким огородом, понимали, что это необходимо для выживания. Зи­мой-осенью согревались печкой, отец приносил дрова. Мужчина в доме – спасение. От холода помо­гало и ватное одеяло. Под ним я но­чью пряталась от мышей – много их было в блокаду. Один раз это одеяло меня спасло: ночью была бомбежка, оконные стекла разбились, а одеяло закрыло меня от острых осколков.

– Во время блокады вы про­должали ходить в школу. Какими были учебные дни в то время?

– Как проходили занятия, я за­была. Но помню, как мы с одно­классниками и учительницей хо­дили на правый берег Невы. Там копали, пололи, сажали семена, по­том собирали урожай моркови и ка­пусты. Вроде, ребенок, а получила медаль «За оборону Ленинграда», потому что перевыполнила план по сельскохозяйственной работе.

– Вы забирали что-то из со­бранного урожая себе?

– Нет, мне казалось, что моей семье это не нужно, ведь у меня были мама и папа. А вот моя подру­га, помню, взяла пару овощей себе, спрятала в кофточку. Принесла их своей тетушке Антонине Ильинич­не – они друг у друга одни остались. Так тетя Тонечка даже расплакалась! Это был самый дорогой и ценный подарок от ребенка.

– Что помогало вам выжить в блокаду?

– Мне очень повезло, потому что у меня были мама и папа. Они рабо­тали: мама на колбасном заводе, папа рабочим. По карточкам мы получали хлеб. Никто не забирал себе больший кусок. Я была маленькая, переживала, что мне меньше всех достанется, по­этому внимательно следила за спра­ведливым разделением хлеба. Всем поровну. Поэтому и выжили.